Алька впервые на юге. Несколько дней ходил он под впечатлением большого моря, яркого солнца и очень черного, низкого, в крупных звездах, ночного неба. Все, что он знало море, приобретало теперь смысл и будило воображение. В широком просторе под  слепящим солнцем грезился пятнадцатилетний капитан – его ровесник, и пираты, отчаянные и дерзкие, и чарующее пение сирен над кораблем Одиссея, и Летучий Голландец, и казалось, что в шуме вечерних волн слышатся голоса погибших в море. И Алька не удивился бы, если бы вдруг из воды поднялся, сверкая ослепительным корпусом, «Наутилиус» и сам капитан Немо сошел на берег. Очень хотелось увидеть бури и ураганы, но море все дни было спокойным и нежным.

На шестой день маму срочной телеграммой вызвали на работу, и они с отцом проводили ее к поезду.

Наутро они встали поздно, позавтракали и отправились к морю. Отец предоставил сыну полную свободу: без строго материнского надзора Алька бегал на другой конец пляжа, купался один, подолгу нырял, искал и с открытыми глазами под водой крабов и с тайным страхом ожидал встречи со спрутом.

Когда он вернулся к отцу, того не было на месте. Оглядываясь, увидел, как загорелое тело отца легко взметнулось в воздух, и раздался сильный удар по мячу. Черноволосая девушка отбила мяч далеко в сторону и с озорным смехом бросилась за ним вдогонку. Алька узнал в ней хозяйкину племянницу Тамару, которая приехала вчера и поселилась в маленькой соседней комнате. Ему запомнился ее приятный звонкий смех.

Лежа на горячих камнях, Алька следил за игрой. Отец играл лучше всех, и Алька отметил, что, когда мяч оказывался у него под рукой, он чаще других отпасовывал его Тамаре..

Захотелось есть. Алька нашел в  сумке кусок сыра, сделал бутерброд и принялся есть, подбирая осыпающиеся на колени крошки, но, увидев, что отец и Тамара направились к нему, поспешно сунул бутерброд в сумку: показалось неловко предстать перед ней жующим.

— Где ты пропадал? – спросил отец.

— Так… гулял, — ответил Алька, доглатывая крошки.

— Вставай, пойдем обедать.

Но Алька медлил. Он был небольшого роста, и почему-то не хотелось выглядеть теперь перед Тамарой щуплым рядом с отцом.

— Ну, веселей, путешественник, — сказала Тамара и, улыбаясь, потрепала его за волосы. Рука у нее была горячая и легкая, как у мамы.

— Неохота, — ответил он, смутившись, и резко отвел голову.

— Ишь ты, ершистый! – засмеялась она и, подхватив полную пригоршню мелких  камешков, сыпанула ему на спину. Они, скатываясь по его сутулившейся спине, гулко застучали о деревянный лежак.

Алька поежился и вызывающе посмотрел на Тамару. Глаза у нее были большие, темно-карие и веселые.

— Ладно, сиди, — сказал отец, — мы пойдем окунемся, а потом все вместе отправимся обедать.

— И она с нами? – буркнул Алька.

— Эх ты, рыцарь, — усмехнулся отец и неожиданно щелкнул его по затылку.

Алька сделал рывок вперед, обхватил отца за ноги, силясь подорвать, но чрез мгновение повис вниз головой и увидел, как на фоне синего неба, всплескивая руками, смеется Тамара. Кровь прилила ему в голову, и он вцепился ногтями в жесткие икры отца. Тот выпустил его, легенько шлепнул ногой под зад и пояснил:

— Это за запрещенный прием.

— А весовую категорию учел? – поднимаясь, зло парировал Алька.

— Ладно, доставай свой бутерброд из сумки и набирай вес, — примиритель сказал отец.

Они пошли к морю рядом: широкоплечий коренастый отец и небольшая, похожая рядом с ним на девочку, Тамара. Какое-то неодолимое чувство зависти и злости всколыхнуло Альку: очень хотелось быть на месте отца. И стало не по себе от этого. Алька любил отца, с ним  просто и хорошо, и ему приятно слышать, как судачат во дворе соседки: «Какой интересный мужчина…» Алька еще хорошо помнит времена, когда отец выступал на ковре, был чемпионом республики, даже входил в сборную Союза. Теперь он работает тренером.

Отец с разбегу бросился в море и долго не показывался на поверхности. Когда он всплыл, Тамара вошла в воду и быстро догнала его. Одно время они плыли рядом, изредка исчезая за высокой волной. Потом Тамара вырвалась вперед и, не оборачиваясь, поплыла в открытое море, миновала буек и исчезла из виду.

Алька бросился к воде и закричал:

— Папа! Где она?!

Отец подплыл к нему, положил вздрагивающую руку на плечо и спокойно ответил:

— Не волнуйся, она хорошо плавает, — и начал обтираться полотенцем.

— Лучше тебя?

— Она родилась в море, — улыбнулся отец.

— А ты бы обогнал ее?

— На длинной дистанции нет, — ответил отец, взял газету и начал читать.

— Сколько мы будем ее ждать! – не выдержал наконец Алька.

— Не суетись, — коротко бросил отец, взглянув на море, и добавил: — Не бросим же все так, — не глядя на Альку, кивнул в сторону Тамариного платья, из под которого выглядывали белые босоножки.

Над волной показалась Тамарина голова и быстро начала приближаться к берегу. Отец неторопливо встал, но оделся быстро. Алька, комкая, начал совать вещи в сумку.

— Аккуратней не можешь? – сказал отец.

Алька не ответил – смотрел на приближающуюся Тамару. Ее короткие мокрые волосы прилипли к лицу, и она убрала их назад плавным и замедленным  движением рук. Алька отвел глаза и завозился с заевшим замком.

— Дай-ка сюда, — остановил его отец и забрал сумку. Замок остался у него в руках.

Тамара засмеялась, и Альке почему-то стал неприятен ее смех.

— Теперь мы наконец купим себе новую сумку, — небрежно сказал отец и подбросил замок на ладони.

— А мама нам разрешит? – произнес Алька. Почему-то очень захотелось назвать ее по имени, и, отметив, как переменилось лицо отца, деланно-серьезно проговорил: — Уж и влетит нам от Надежды Петровны!

— Что мы с тобой – не мужчины? – усмехнулся отец. – Сегодня прямо и сделаем. – И повернулся к Тамаре: — Вы нам покажете самый лучший магазин?

— С удовольствием, — весело отозвалась она и лукаво посмотрела на Альку: — Если, конечно, этого хочет и Алька.

— Я что… — покраснев, выдавил он.

— Тогда отвернитесь, — попросила Тамара и, подхватив свое платье с лежака, сунула ноги в босоножки.

Алька всей спиной чувствовал, как скользит платье по ее телу. И в тот момент, когда уже  не было сил не оглянуться, раздался ее голос:

— Я готова.

 

По дороге Тамара без умолку смешила их своими рассказами, и они с отцом хохотали на всю улицу, и Альке было так весело  и хорошо, словно все они были ровесниками. И он подумал, что при маме они с отцом не посмели бы себя так вести. Но эта мысль прошла где-то стороной.

— Вот что, рыцари мои, — зашептала Тамара, беря их под руки, и с Алька с трепетом ощутил теплоту ее пальцев. – Видите этот забор? За ним растет аленький цветок…

— Настоящий? – выдохнул Алька, и глаза его загорелись.

-Да, да, — быстро проговорила она.- Но охраняет его злой Бармалей вот с такими усами. – Она приставила ладони к носу и сделала страшные глаза. – Всякий, кто посягнет на этот цветок…

— Заплат штраф! – заключил отец.

— Вот так и умирают сказки, — обронила Тамара, и голос был такой, словно ее обидели – поникший, тихий.

— Папа, зачем ты так! – вспыхнул Алька. Он впервые почувствовал себя неловко за отца.

— Вы, пожалуйста, при нем не сочиняйте такого рода сказок, — серьезно пояснил отец. – Видите, какой он у меня впечатлительный.

— А разве плохо верить в сказку? – возразила Тамара.

— Как вам сказать…Вот помню, у меня был случай…

И отец начал рассказывать, как не раз обжигался в жизни из-за своей доверчивости и нередко расплачивался за это поражениями. Потом перешел к рассказам о своей спортивной жизни.

Алька слушал рассеянно. Какое-то странное состояние овладевало им, неизведанное и непонятное, и он только понимал, что связано оно с Тамарой. Но оно не томило его. Так он шел, не слыша и не понимая, о чем они говорят, и только смотрел, как внимательно слушает Тамара оживленную речь отца, и отметил, что  они оба ведут себя так, словно его нет рядом. И вдруг какая-то нехорошая мысль о Тамаре пронеслась в сознании. Но, увидев ее доверчивую улыбку, пушистые волосы, слега искрящиеся на солнце, ее спокойные нежные пальцы, прикосновение которых уже запомнил, — он устыдился этой мысли.

— Ты что раскис, парень? – услыхал он голос отца, но когда поднял голову, тот вновь обращался к Тамаре. И Алька решил, что он сказал это, наверное, и не думая о нем. И заявил капризно:

— Я хочу есть.

На голос обернулась Тамара; выражение глаз у нее было такое, что он смутился и прибавил шагу, но тут же подумал, что, наверное, очень смешно выглядит сзади, потому что неуверенно двигались ноги и полная незакрытая сумка оттягивала руку. И правда, за спиной раздался смех, знакомый – отца т колкий – Тамары.

Но он не оглянулся.

Отмалчивался  Алька и в кафе. Он много съел, но остался голоден и не сказал об этом отцу.

В магазине он безразлично смотрел, как отец и Тамара выбирали сумку.

 

Вечером Алька зачитался, прислонившись к темному окну.

— Алик, – окликнула его Тамара, входя в кухню с сумкой в руке, — пойдешь со мной в магазин? Да свет бы выключил, — она повернула выключатель, и он сквозь растопыренные ладони увидел, как она уже причесывается, поглядывая на него в зеркало.

— Возьмите меня! – раздался из комнаты голос отца.

— Пойдемте, пойдемте! – торопливо согласился Алька.

— А вам, Алексей Иванович, время спать, — весело отозвалась Тамара. – Детское время кончилось.

— А я и не спал, — сказал отец, появляясь в дверях в спортивном костюме и босиком, весь крепкий и подтянутый, но ярко горел румянец на его правой щеке.

Когда они с Тамарой вышли из дому, голос отца настиг их на дворе:

— Тамара, не потеряйте моего мальчика!

Алька сконфуженно посмотрел на Тамару, но она, словно ничего не слышала, сунула ему сумку в руку и, зацепив обжигающим плечом, шепнула:

— А ты меня не потеряешь?

Таинственно прозвучал ее голос в поглотивших их сумерках, внимательные глаза ее проникли, казалось, в самую душу, и там стало тепло и счастливо, и Алька, чувствуя дрожь в коленках, поперхнулся липкой слюной и выдавил:

— Что вы!

Потом они шли, не разговаривая. Вокруг быстро темнело, где-то играла музыка, море было тихим, и лишь влажный воздух напоминал о его присутствии.

— Вы видели море ночью? – спросил Алька.

— Ночью? – переспросила она. – А ты разве первый раз на море?

— Да, — ответил Алька, радуясь тому, что она с ним говорит. – Но мне кажется, что я знаю его давно.

— А вот я всю жизнь провела у моря, но так и не узнала его.

— Как так?

— Понимаешь – это море. Плывешь, а оно тебя тянет к себе, теплое и ласковое, а берег все кажется близким…А потом так долго надо возвращаться. И тогда приходит страх. Добираешься до берега обессиленная…Что это ты мою руку выпустил? Эх ты, рыцарь, света испугался! – засмеялась она и взъерошила ему волосы.

Они вышли на маленькую освещенную площадь с небольшими одноэтажными домами. В магазине Тамара непринужденно разговаривала с продавцами, шутила с покупателями – и очередь беззлобно пропускала ее вперед. Алька слышал веселые схватки-диалоги с покупателями, думал о море, но видел сейчас только ее, быструю и ловкую в этой толпе с сумками и сетками.

По дороге домой она была тихая, словно уставшая от магазинной суеты, и в темных улочках Алька прислушивался к ее дыханию, и море, шумевшее все отчетливей, не заглушало его. Он представил, что вот так же пойдут они однажды смотреть море ночью вместе с ней, и, чтобы услышать ее голос,  решил заговорить, но не знал о чем: о школе говорить не хотелось.

— Я люблю танцы, — сказал он, хотя это была неправда. Он устыдился своей лжи, но смело продолжил. – У нас весело бывает на вечерах.

— А какая самая хорошая девчонка в вашей школе? – оживилась Тамара.

— Они все противные! – выпалил он.

— А если бы я училась у вас, тоже была бы противная?

— Нет, — поспешно возразил он. – Тогда бы нет!

— А сейчас, значит, противная! – смех Тамары повис в темноте.

— Нет, я не это хотел сказать…Вы…вы…я…

— Что ты смотришь на меня, словно съесть хочешь, — засмеялась она, и лицо ее вспыхнуло в свете уличного фонаря. Алька с полуоткрытым ртом, не мигая, смотрел на нее. И ему хотелось, чтобы долго-долго были ее лицо, таинственное небо в крупных звездах и где-то рядом шум прибоя. Тамара вдруг перестал смеяться и тихо проронила: — Глаза у тебя красивые.

Ужинали вместе. Все были возбуждены, и Алька так разболтался, что отец, не то шутя, не то серьезно, пригрозил:

— Вот как ты ведешь себя в школе. Вернемся домой – поговорим.

— Нечестно так, Алексей Иванович, — заступилась Тамара за Альку  и заговорщицки подмигнула ему.

Алька ответил на ее улыбку долгим взглядом. Улыбка с лица Тамары исчезла. Она встала из-за стола, повязала кухонное полотенце вокруг тонкой талии и буднично сказала:

— Уберу. А вы идите погуляйте перед сном. Алик, набрось куртку, вечера здесь холодные.

— Я не пойду, — ответил он.

— Как знаешь, — сказал отец. – А вы, Тамара?

Алька, задержавшись у дверей, ждал ее ответа.

— Пожалуй, я тоже останусь, — сказала она.

Алька вошел в комнату и раскрыл книгу. Он читал «Анну Каренину», читал уже давно, трудно, но книга была программной, и мама наказала, чтобы к ее возращению он закончил. Читал рассеянно – настороженно ловил звуки дома. И слышал легкие шаги Тамары.

Окна выходил в сад, и длинные прямоугольники света от них лежали на деревьях и высокой траве. За сумрачно темнеющим забором, словно запекшиеся на темном небе, блестели мазки уличных фонарей.

Затем вернулся отец.

— Тамара, вы спите? – раздался его осторожный голос.

— Да. Я  хочу пораньше встать, — ответила Тамара.

— Разбудите нас, пойдем вместе.

— Извините, но я люблю  быть утром на море одна.

— Мы вам не помешаем…

Шаги отца заглушили ее ответ, и Алька поспешно начал раздеваться.

— Ты еще не спишь? – спросил отец, входя и потягиваясь.

— Видишь…

— Ложись давай. Завтра пораньше встанем.

— Она сказала, что хочет идти одна, — проговорил Алька тяжелыми губами.

— Разве на море мало места, — ответил отец, и Алька уловил в его голосе легкое раздражение.

— Когда мама приедет? – спросил Алька.

— Уже соскучился?

— А ты разве нет?

— Да, — помедлив, ответил отец и быстро добавил: — но ведь прошли только сутки, как она уехала.

— Тридцать часов, — уточнил Алька.

 

Утром Алька проснулся от голоса Тамары – и сон сразу исчез.

— Я пойду одна.

— Но нам всем хватит места, — уговаривал ее отец.

— Не надо, Алексей Иванович, будьте умницей.

— Вы вернетесь к завтраку?

— Не забудьте накормить сына.

Хлопнула дверь. Алька думал об услышанном и отрешенно смотрел на веселенькие обои, залитые солнечным светом, на маленький столик, заваленный отцовской одеждой, на его туфли: один под солнцем был тусклый и пыльный, второй, в тени, гладкий и темный, словно неношеный. Так он лежал долго, подчиняясь смене настроений в себе. Из разговора отца с Тамарой он понял одно: она ушла к морю, скоро вернется, и они будут завтракать вместе. Он спрыгнул на пол, быстро застелил раскладушку и вышел в кухню. Отец возился у плиты.

— Сделай зарядку и умойся, — не оборачиваясь, сказал он. – Через полчаса сядем завтракать.

Алька выскочил на улицу и побежал по маленькой кривой улочке к пустырю за домами, где они с отцом облюбовали место для зарядки. Подбегая к пустырю, вспомнил, как весело они ужинали втроем, и обрадовался, что и сегодня Тамара будет с ними. И ему захотелось сделать что-нибудь хорошее для нее. Вначале хотел встретить ее у моря, но, покидая пустырь, повернул в противоположную сторону.

Он помчался в город. Отыскал высокий забор, ударив коленку, взобрался на него и, спрыгнув, подумал, что отец будет недоволен. Но куст был совсем рядом. Окинув взглядом пустынный сад, обкалывая руки, Алька сломал три цветка, сунул их за рубашку и сжался от царапающих колючек. За спиной раздался  хриплый собачий лай. В одно мгновение он взлетел на забор. Опрометью помчался домой.

— Где взял? – был первый вопрос отца.

— Там, — помедлив, сказал он, — за пустырем.

— Не врешь?! – строго посмотрел отец.

— Последние сорвал, — ответил Алька, наливая воду в бутылку из-под кефира.

— Смотри же мне, парень!

— Не приходила еще?

— Кто? А…Нет, — безразлично махнул рукой отец. – Умойся.

«Зачем он так? Ведь и сам ждет, чтобы она поскорее пришла», — подумал Алька, плескаясь под краном. Вода в баке за утро уже нагрелась.

Завтрак остывал, а они все ждали Тамару. Наконец отец, отложив газету, сказал:

— Все уже остыло. Подай ножи и вилки.

Алька, расставляя приборы, помедлил с третьим, но отец сказал:

— Пусть стоит.

Они сели друг против друга. Отец разрезал на сковородке яичницу, поджаренную вместе с любительской колбасой, на три части и, поддев ножом, разложил в тарелки. Цветы стояли посредине стола, и надо было отклоняться, чтобы увидеть его лицо.

— Ты почему не ешь? – спросил отец.

— А ты?

— Смотри в свою тарелку.

— Может, случилось что?

— Далеко заплыла опять.

— Она обещала придти?

— Я сказал ей, что мы будем ждать. Давай есть.

Они медленно позавтракали, оставили Тамарину порцию на столе и пошли к морю. Отец лежал, изредка отправлялся купаться, но с собой Альку не звал. Алька слонялся на берегу – искал Тамару.

Солнце склонилось к морю, и берег постепенно начал пустеть. На горизонте, в просвете между низким солнцем и морем, плыл куда-то корабль. Алька представил, как хорошо быть капитаном этого корабля, спокойно и уверенно стоять на капитанском мостике и смотреть в бинокль на приближающийся берег. А там, на берегу, взбежав на скалу и протягивая к нему руки, стоит Тамара, красивая и нарядная, как сказочная принцесса.

 

Когда они пришли домой и уже допивали чай, в комнату неожиданно вошла Тамара. Прямо м порога, всплеснув руками, стремительно подбежала к столу и уткнулась лицом в цветы.

— Аленький цветочек! – воскликнула она, и глаза у нее были счастливые. – Уж не вы ли это, Алексей Иванович, постарались?

— Это Алька, — ответил отец и встал.

— Ах ты, хорошенький мой!  — радостно заговорила Тамара и положила Альке на плечи свои обнаженные руки. Алька щекой коснулся их – они пахли так, словно успели уже пропитаться запахами цветов. — Спасибо тебе, спасибо! – благодарно повторяла она.

— Знал бы, что будет столько восторгов, сам слазил бы, — усмехнулся Алексей Иванович.

— А он вот об этом и не думал, — ответила Тамара.

— А я…а мы вас к завтраку ждали, — сказал отец.

— Извините, но море сегодня было – просто прелесть.

— Вот бы и нам его показали.

— Бывает, что только один можешь почувствовать и понять это…Так, Алик?

— Да! Да! – откликнулся он, вскакивая со стула.

— Ах, дайте занавес! – воскликнул отец, театрально взмахнув руками.

— Вот видите, Алексей Иванович, вам почему-то смешно. Разучились вы понимать это, — взволнованно сказала Тамара.

— Я разучился? Да вы знаете, что я в институтских спектаклях заглавные роли играл…

И между ними завязался оживленный разговор, а Алька, стоя у окна, все ждал, когда же она наконец обратится к нему. Обида росла и стала большой до слез. Он медленно поплелся в комнату, ожидая, что его вот-вот окликнут.  Подошел к окну, постоял, сковыривая краску с подоконника, — и выпрыгнул в сад.

Надрывно звенели цикады, и воздух был душный и густой. Сумрачно освещалась улица несколькими фонарями. Ближе к морю посвежело, и стало легче дышать. Небо было черное и низкое, и по длинному мечущемуся в этой плотной выси лучу прожектора он понял, где море. Луч как ошалелый резал темноту и, упираясь в небо, гасил звезды. Не в силах пробиться сквозь бесконечную высь, он падал на воду и крался по берегу, ощупывая прибрежные скалы. Море было неспокойное, звук разбивающихся волн долго катился по берегу. В памяти промелькнуло лицо матери, захотелось увидеть ее, и Алька представил свой дом, улицу, но тут перед глазами возник какой-то корабль, и над мним было солнце,  черное и холодное. Потом все разом исчезло и стало хорошо, словно тепло Тамариных рук коснулось его плеч, и он закрыл глаза, боясь вспугнуть это видение. Но вдруг лицо отца затмило все…и стало так зябко, словно он перекупался.

В темноте он пробрался домой, думая о том, что вот уехала мама и у него теперь нет никого.

Алька распахнул дверь. По одинаковым скользким улыбкам на возбужденных лицах отца и Тамары он понял, как неожиданен его приход.

— Чего кислый такой? – мягко спросил отец. – Спать хочешь?

— Хочу, чтобы мама была здесь, — трудно глядя ему в глаза ответил он.

— Не болтай глупости!

— Про маму – значит, глупость? – раздельно сквозь зубы выговорил Алька.

— Как ты разговариваешь! – прикрикнул отец.

— Алексей Иванович, что с вами?  — сказала Тамара и посмотрела на Альку. – Зачем ты так, Алик?

И Алька почувствовал себя лишним, не таким, как это было дома, когда мать и отец  решали свои взрослые дела. Он исподлобья взглянул на возбужденные  лица отца и Тамары, и столько общего было в их глазах, и движения рук так схожи, словно они повторяли жесты друг друга. И это испугало его и оттолкнуло.

— Хочешь, мы пойдем смотреть море ночью вместе? – предложила Тамара.

— Я уже видел его ночью,  — сухо ответил он.

— А со мной ты хочешь пойти?

— Вот мама приедет, и мы пойдем с ней, — ответил он, удаляясь в свою комнату.

Он настороженно прислушивался к голосам за стеной. Они звучали приглушенно – и стало невыносимо тягостно одному. И неожиданно он начал думать о чем-то таком, что слышал уже и знал мальчишеских разговоров, книг и фильмов, на которые его все еще не допускали. Но все  э т о  происходило между незнакомыми мужчинами и женщинами. А тут  был отец, которого он любил, была Тамара, в присутствии которой у него заплетался язык и тело становилось каким-то чужим, непослушным.

Он подошел к окну – вдруг показалось, что в черном пространстве за ним белый пароход все плыл и плыл неизвестно куда.

В комнату вошел отец и сказал с порога:

— Мы пойдем с Тамарой в кино. А ты не засиживайся.

Отец не смотрел на Альку, суетливо передвинул стул к стене, зачем-то одернул покрывало на кровати, заглянул в шкаф, но не взял из него ничего. Когда он выходил из комнаты, Алька видел только его сильные икры в узких брюках.

— Вы готовы, Тамара? – раздался его голос.

— Да, — отозвалась она.

И потом они о чем-то зашептались, и в этом затяжном перешептывании он различил голос отца: «Глупости это…»

Хлопнула дверь, и за окном раздались шаги отца. Торопливо, перебивая их ритм, зацокали каблучки Тамары. Резкий ветер с моря, пробиваясь с шумом сквозь ветви деревьев, промчался над домом. Какой-то невольный страх вкрался в сердце, и Алька не знал причины этого страха. Затем он рывком выдвинул из-под кровати чемодан, нашел на дне под газетой деньги, вынул новенькую трешку и в одной тенниске, босиком помчался в город.

На почте он испортил три бланка, пока наконец написал неровными строчками телеграмму: «Мама! Срочно выезжай! Алик».

Обратно он шел медленно, опустошенный и усталый, словно весь день тяжело работал.

Войдя в дом, Алька растерянно замер в дверях своей комнаты. Отец лежал на кровати и читал книгу. Увидев сына, он положил ее себе на грудь и, приподняв голову, спросил:

— Где ты был?

Алик замялся.

— Уж не на море ли?

— Ага…

— И какое оно сегодня?

— Не знаю.

— Завтра пойдем смотреть море вместе.

— Папа, а почему вы не в кино?

— Расхотелось что-то…

— А где Тамара?

— У себя. Спит уже, наверное. Давай-ка и ты ложись, набегался за день…Да, а чего же это ты дверь не замкнул?

— Разве?

На кухне, опустив ноги в таз с холодной водой, Алька долго тер грязные пятки и думал о телеграмме. На душе было смутно.